andelyta
Зашла узнать об одном хорошем друге.
Думаю, надо написать заодно, как дела.
Я учусь играть на флейте. Я стала матерым книжным журналистом. Я скучаю по "Дюне" и "Вавилону-5".
Это вкратце.
Я хочу написать роман, у меня есть смутное его предощущение. Наверное, с этого и должен начинаться роман... Мне очень страшно.
Каждый день я хочу взять в руки гитару - и не беру. Как будто это то же самое прошлое, что "Дюна" или "В5", и к нему нельзя прикоснуться без последствий. Я учу французский, заказываю новую одежду, много читаю и много пишу. Но все равно чувствую себя немного несчастной, как будто чего-то мне не хватает. Господи, но чего?
Может быть, того чувства, которое описал Шеймас Хини:
Когда все сказано, садись за руль
и поезжай на мыс.
И небо, и шоссе стремятся ввысь,
земля безвидна, бесприютна даль,
но мимо, мимо. Наблюдай, вникай.
Темнеет. Горизонт глотает море, сушу,
поля съедают сливки белых крыш.
И вот, ты в темноте. Припоминай
зализанный песок с занозою бревна,
терзанье волн у лап скал-кружевниц,
застывших длинноногих птиц,
в тумане тонущие острова.
И возвращайся, полный до краев
молчанием и знанием окраин:
ты ищешь формы, смутою измаян,
но не земля с водою — им она мала.
пер. В. Черешни
Думаю, надо написать заодно, как дела.
Я учусь играть на флейте. Я стала матерым книжным журналистом. Я скучаю по "Дюне" и "Вавилону-5".
Это вкратце.
Я хочу написать роман, у меня есть смутное его предощущение. Наверное, с этого и должен начинаться роман... Мне очень страшно.
Каждый день я хочу взять в руки гитару - и не беру. Как будто это то же самое прошлое, что "Дюна" или "В5", и к нему нельзя прикоснуться без последствий. Я учу французский, заказываю новую одежду, много читаю и много пишу. Но все равно чувствую себя немного несчастной, как будто чего-то мне не хватает. Господи, но чего?
Может быть, того чувства, которое описал Шеймас Хини:
Когда все сказано, садись за руль
и поезжай на мыс.
И небо, и шоссе стремятся ввысь,
земля безвидна, бесприютна даль,
но мимо, мимо. Наблюдай, вникай.
Темнеет. Горизонт глотает море, сушу,
поля съедают сливки белых крыш.
И вот, ты в темноте. Припоминай
зализанный песок с занозою бревна,
терзанье волн у лап скал-кружевниц,
застывших длинноногих птиц,
в тумане тонущие острова.
И возвращайся, полный до краев
молчанием и знанием окраин:
ты ищешь формы, смутою измаян,
но не земля с водою — им она мала.
пер. В. Черешни